11. «В девятьсот десятом году Баки Чагавияни на берегу реки Аму явился ко мне на службу; обе эти бегим вместе с их матерями были в Термезе. Они тоже пришли вместе с семьей Баки Чагавияни и присоединились ко мне. Придя в Кахмерд, Джехангир Мирза взял Ай бегим в жены. У них родилась всего одна девочка, которая теперь находится в области Бадахшана вместе с Ханзаде бегим, своей бабушкой» (л. 35б).

12. «После ухода (из Хисара) Хамза султан, Махди Султан и сын Хамзы Султана Мамак Султан и Мухаммед Дуглат, который потом был известен под именем Мухаммед Хисари, Султан Хусейн Дуглат и узбеки, подчиненные этим султанам, а также моголы, жившие в области Хисара, нукеры Султан Махмуд Мирзы, вспомнив о нас, в месяце рамазане явились в Андижан. В это время по обычаю султанов-тимуридов я восседал на ложе. Когда пришли Хамза Султан с Махди Султаном и Мамак Султаном, я поднялся из уважения к этим султанам и, сойдя с ложа, поздоровался с султанами» (л. 44а).

13. «Выйдя оттуда, мы остановились к востоку от Самарканда, в Ханюрти; от Самарканда это будет три куруха. На этой стоянке мы провели сорок—пятьдесят дней. Пока мы стояли в этом Юрте, смелые йигиты из осаждающих и осажденных несколько раз здорово рубились на хиабане. Однажды на хиабане рубился Ибрахим Бекчик, и ему порезали лицо. После этого Ибрахим Бекчика стали называть «Ибрахим Чапук» (л. 52а).

14. «Мы остановились за Баги майданом, на урочище Кольба. Жители Самарканда — воины и горожане — толпой вышли к мосту Мухаммед-Чап... Толпа воинов и горожан вышла на помощь и прошла (от ворот Фируза) до моста Мирзы, а от ворот Шейх-заде они дошли до моста Мухаммед-Чап. Мы приказали всем йигитам снарядиться, сесть на коней и выехать. С двух сторон — от моста Мирзы и от моста Мухаммед-Чап — на них напали, но господь исправил дело: враг был разбит, многих славных беков и добрых йигитов свалили с коней и привели. Среди них были Нур Мухаммед Мискин, сын Хафиз Дулдая; сбив его с коня, ему отрубили указательный палец, захватили его и привели. Младший брат Мухаммед Касима Набире, Хасан Набире, тоже сбил с коня (своего старшего брата) и привел его» (л. 54а).

15. «Как только Байсункар Мирза вышел из Самарканда, к нам тотчас же пришла об этом весть. Мы вышли из Ходжа Дидара и направились к Самарканду. По дороге вельможи, беки и воины один за другим выходили нам навстречу. В конце месяца первого раби я остановился в арке, в Бустан Сарае. По милости всевышнего господа область и город Самарканд стали нам доступны и подвластны.

В обитаемой части земли мало городов таких приятных, как Самарканд. Он находится в пятом климате, долгота его 99 градусов 56 минут, широта — 40 градусов и 40 минут.

(Главный) город (области) — Самарканд, а всю область называют Мавераннахр. Так как ни один враг не захватил Самарканд силой и победой, то его называют «(город), хранимый (Аллахом)». Самарканд стал мусульманским во времена достойнейшего повелителя правоверных Османа, из сподвижников пророка там умер Кусам ибн Аббас. Его могила находится за воротами Аханин, теперь она известна под названием Мазар Шаха.

Самарканд построен Искандером; народы моголов и тюрков называют (его) Симизкенд. Тимур бек сделал Самарканд (своей) столицей; раньше Тимур бека ни один государь столь великий, как Тимур бек, не объявлял Самарканд столицей. Я приказал обмерить шагами по верху внутреннюю стену крепости — вышло десять тысяч шестьсот шагов» (л. 59а).

16. «Во время осады от моих родительниц, а также от Ходжа Кази непрерывно приходили письма такого содержания: «Нас держат в жестокой осаде, если вы не придете (в ответ) на наши вопли, то дело кончится плохо. Самарканд взят силами Андижана; если Андижан останется в ваших руках, то, с помощью божией, можно будет овладеть также и Самаркандом».

Одно за другим приходили такие письма. В это время я однажды заболел и уже стал поправляться. В дни выздоровления я не обращал на себя должного внимания и снова захворал. На этот раз я заболел очень тяжело, так что у меня на четыре дня отнялся язык, и меня поили водой по капле, с кусочка ваты. Оставшиеся со мной великие и малые беки и йигиты потеряли надежду, что я выживу, и каждый стал думать только о себе. В это время беки, совершив ошибку в суждении, показали мне одного нукера, который прибыл послом от Узун Хасана и передал всякие бестолковые слова, и потом отпустили его. Спустя четыре-пять дней, мое положение немного улучшилось, но косноязычность осталась, а еще через несколько дней я пришел в свое обычное состояние» (л. 70а)

17. «Ради Андижана мы выпустили из рук Самарканд, а Андижан тоже ушел у нас из рук. Вышло так, как говорится в поговорке: «Дурака и оттуда выгнали, и туда он не попал». Мне пришлось очень тяжело и трудно: с тех пор, как я стал государем, я еще ни разу не расставался таким образом со своими нукерами и родной страной. Сколько себя помню, я не знал такого горя и страдания» (л. 81б).

18. «Еще раньше, чем подошли (главные силы), люди на нашем левом крыле схватились с правым крылом врагов. Кичик бек, старший брат Ходжа Калана, тогда хорошо рубился; Мухаммед Али Мубашшир тоже хорошо рубился после Кичик бека. Враг, будучи не в силах устоять, бежал. На правом крыле и в авангарде дело тоже не дошло до боя. (К нам) привели много йигитов, мы приказали отрубить им головы. Наши беки Касим бек и Али Дуст, особенно Али Дуст, придерживаясь благоразумия и правил военного искусства, не сочли полезным посылать погоню далеко (вперед), поэтому многие враги не попали в плен. Мы остановились в самом селении Хубан.

Это была первая битва, в которой я сражался. Великий господь по своей милости и благости сделал тот день днем победы и торжества. Мы сочли это хорошим предзнаменованием» (л. 84а).

19. «В это время Саид Юсуф Мачами послал человека к Султан Ахмед Танбалу и изъявил ему покорность. У подошвы Андижанских гор есть два укрепления, называемые Уйгур и Мачам; Саид Юсуф Мачами был наибольшим в Мачаме. Впоследствии он стал известен и при моем дворе, значение его превысило звание наибольшего, и он притязал на звание бека, хотя никто не назначал его беком. Это был удивительно подлый и непостоянный человечишка; с тех пор, как я в последний раз взял Андижан, и до сего времени он, наверное, раза два или три покорялся мне и восставал на Танбала и затем тоже два или три раза покорялся Танбалу и восставал против меня. Последний его бунт произошел именно в тот раз. С ним вместе ушло много оседлых поселенцев и аймаков. Думая: «лишь бы только он не соединился с Танбалом», мы выступили, чтобы стать между ними, и, сделав одну ночевку, пришли в окрестности Бишхарана; в бишхаранскую крепость, по слухам, вступил человек Танбала. Наши беки, посланные вперед,— Али Дервиш бек и Куч бек со своими старшими и младшими братьями — направились к воротам Бишхарана и отлично там дрались. Куч бек и его братья держались хорошо. У большинства из них руки дошли до дела» (л. 94б).

20. «Спустя несколько дней Танбал пошел на Ура-Тепа. По получении этого известия Хан тотчас же повел из Ташкента войско. Между Пискентом и Самсираком правое и левое крыло выстроили в ряды и произвели смотр войск. По могольскому обычаю распустили знамена. Хан сошел с коня. Перед Ханом воткнули в землю девять знамен. Один могол привязал к кости из передней ноги быка длинную белую холстину и держал ее в руке; еще три длинных холстины привязали к трем знаменам ниже кутаса и пропустили их концы под древки знамен. На конец одной холстины наступил ногой Хан, на конец холстины, привязанной к другому знамени, наступил я, а на конец третьей холстины — Султан Мухаммед Ханике» (л. 128б).

21. «Между Ташкентом и Сайрамом есть деревня Яга и еще несколько деревушек; там находится могила Ибрахим ата и Исхаката. Мы достигли этих деревень. Не зная, наверное, что мой дядя младший хан сейчас прибудет, я быстро выехал на коне и вдруг встречаю Хана; они только что стали лагерем. Я подъехал к ним. Когда я сошел с коня, младший хан, мой дядя, сразу все понял и очень взволновался: вероятно, он думал разбить где-нибудь лагерь, усесться и торжественно со мной поздороваться. Но так как я подъехал близко и спешился, обстоятельства этого не позволили, преклонить колени и то было некогда. Поклонившись, я подошел и поздоровался. Хан, взволнованный и смущенный, тотчас же приказал Султан Саид хану и Баба хан Султану сойти с коней и поздороваться со мной, преклонив колени. Из сыновей Хана прибыли только эти два султана, им было лет тринадцать — четырнадцать» (л. 133а).

22. «Наших людей гнали два или три куруха, до холмов, что напротив Харабука и Пашамуна. Достигнув этих холмов, мы встретили Мухаммед Али Мубашшира. Я сказал: «Их немного, остановимся н пустим на них коней». Остановившись, мы пустили коней вскачь; когда мы подскакали, враги встали. Разбежавшись, воины стали подъезжать то оттуда, то отсюда; некоторые молодцы проскакали, убегая, до самого Оша» (л. 137б).

23. «Солнце поднялось на высоту копья, когда мы пришли в долину Санджид и остановились. Наши караульные йигиты, выехавшие вперед, и еще несколько йигитов встретились с Шираком под Карабагом в окрестностях Эгрияра и тотчас же схватились врукопашную. Ведя легкий бой, пуская стрелы, они быстро двигались вперед. Ширака и еще семьдесят — восемьдесят или сто добрых йигитов сбили с коней и привели ко мне. Я подарил Шираку его кровь, и он стал моим слугой» (л. 163а)

24. «Перед крепостью Адинапур, в южной стороне, на возвышенности, я разбил в девятьсот четырнадцатом году большой сад, названный Баги вафа...

В юго-западной стороне сада и находится водоем площадью десять на десять (кари). Вокруг него всюду растут апельсиновые деревья, гранатные деревья там тоже есть. Возле водоема все покрыто трилистником; это лучшее место в саду. В то время, когда желтеют апельсины, сад кажется очень красивым. Очень красивым вышел сад» (л. 173б).

25-26. «Ниже этих селений, на курух или полтора куруха выше степи, по склонам горы струится источник, Ходжа Сеяран называется. У этого источника и вокруг него растут деревья трех пород. Над источником высятся густые чинары, получается приятная тень; по обоим берегам, у подножья горы, на холмах растут высокие дубы; кроме этих двух участков, где есть дубовые рощи, в горах к западу от Кабула совсем нет дубов. А перед источником на краю степи тянутся большие рощи аргувана. В Кабульской области, кроме этих рощ, аргувана больше нигде нет. Говорят, что эти три породы дерева — чудо трех святых: причину названия Сеяран видят именно в этом. Я приказал обложить этот источник камнем и облицевать его берега алебастром и цементом на площади десять на десять (кари). С четырех сторон над источником возникла ровная, правильная площадка, выходящая к роще аргувана; когда цветы аргувана распускаются, то неизвестно, есть ли другое такое (красивое) место в мире. Желтого аргувана там тоже много; желтый аргуван распускается на склонах гор одновременно с красным» (лл. 180б. 181б).

27. «Ловля этих больших птиц — нечто необычное. Способ их ловли таков: вьют тонкую веревку длиной в полет стрелы, к одному концу веревки прикрепляют дротик, к другому концу веревки прилаживают кольцо из рога, потом берут палку толщиной в кисть руки и длиной в один кариш и наматывают веревку до конца на эту палку, начиная с той стороны, где стрела. Когда веревку всю намотают на палку, к (свободному) концу крепко прикрепляют (роговое) кольцо, затем эту палку толщиной в кисть руки вынимают из веревки, так что моток веревки оказывается полым. Кольцо надевают на руку и бросают стрелу навстречу летящей птице, стрела попадает птице в крыло или в шею, веревка обвивается вокруг нее и птица падает. Все жители Борана ловят таким способом много птиц, но только такая ловля очень трудна. Для этого подходят дождливые темные ночи; в такие ночи птицы из-за хищников и диких зверей до рассвета не знают покоя и все время летают, причем летают низко; в темные ночи дорогой для птиц служит текущая вода, ибо в темноте видно, как она течет. От страха птицы до рассвета летают взад и вперед над водой, то выше, то ниже; в это время и бросают веревку. Я раз ночью бросил такую веревку; веревка разорвалась, а птицу не нашли. К утру птицу на обрывке веревки нашли и принесли. Таким способом люди на Боране ловят много цапель. Султаны на шапки делают из перьев цапли. К числу кабульских товаров, идущих в Ирак и Хорасан, принадлежат такие султаны» (л. 190а).

28-29. «По прибытии в Джам я поехал прогуляться в Биграм. Я полюбовался там одним огромным деревом и объехал окрестности Биграма. Проводником у меня был Малик Буса’ид Камари Сколько мы ни спрашивали, где Гурикухтари, он так и не сказал. Когда мы вернулись в лагерь, он говорил Ходжа Мухаммед Амину: «Гурикухтари находится возле Биграма, но я им этого не сказал, так как там есть узкие пещеры и опасные места» (лл. 197б, 199а).

30. «На правом крыле стояли Джехангир Мирза, Баки Чаганияни. Ширим Тагай, Са’ид Хусейн Акбар и еще несколько беков, на левом крыле — Мирза, хан Абд ар-Раззак Мирза, Касим бек и еще несколько беков. В центре из больших беков не было никого, все одни приближенные беки, а впереди стояли Са’ид Касим ишик-ага, Баба оглы, Алла Кули Буран и еще несколько беков. Все войско разделили на шесть отрядов, каждому отряду был черед нести караул одни сутки.

Выступив оттуда, мы пошли на запад и остановились между Даштом и Банну, в безводном русле реки. Воины прокопали сан и добыли воды для себя и для скота.

На следующее утро мы выступили и остановились неподалеку, среди деревень Дашта. Выйдя оттуда, мы остановились на берегах реки Гумал. Из Дашта на Газни выходят две дороги; одна дорога ведет в Санги сурах, пройдя Бурак, она идет в Фармул» (л. 200б).

31. «Напротив этого селения есть остров; отставшие жители селения виднелись на этом острове. Большинство моих воинов, с лошадьми и с оружием, бросились в воду и переправились на остров, несколько человек при этом утонуло. Из моих нукеров среди погибших был Кул Ахмед Арук и был главный постельничий: из нукеров Джехангир Мирзы (утонул) Кайтмас Туркмен. На острове воинам достались кое-какие вещи и пожитки.

Все жители тех мест переехали на лодках на другой берег реки Синда» (л. 204б).

32. «Один раз, когда я пошел к Биди’аз-Заман Мирзе, после полуденной молитвы состоялось собрание с попойкой. В то время я не пил (вина). Хорошо устроенное было собрание! На столах расставили всевозможные закуски, подавали всякого рода кушанья — жареных кур и жареных гусей.

Собрание у Бади’аз-Заман Мирзы очень хвалили, и, действительно, это была спокойная пирушка, без подвоха и обмана. Находясь на берегах Мургаба, я два или три раза бывал на пирушках у Мирзы. Так как все знали, что я не пью, то меня и не принуждали» (л. 208б)