Глава «Архитектура Средней Азии XIII—XIV вв.», «Всеобщая история архитектуры. Том 8. Архитектура стран Средиземноморья, Африки и Азии. VІ—XIX вв.». Автор: Ноткин И.И.; под редакцией Яралова Ю.С. (ответственный редактор), Веймарна Б.В., Лаврова В.А., Прибытковой А.М., Усейнова М.А., Халпахчьяна О.Х. Москва, Стройиздат, 1969

Монгольское нашествие в Среднюю Азию сопровождалось жесточайшим истреблением населения, разрушениями городов и материальных ценностей. Многочисленные города, в том числе наиболее значительные из них — Бухара, Самарканд, Термез, Мерв, Ургенч — за короткий срок с 1220 по 1221 гг. были обращены в развалины. Из-за больших разрушений ирригационных каналов сильно сократилось число населенных пунктов. Лучшие мастера были уведены в Монголию, и строительство на первых порах удовлетворяло лишь жизненно важные функции населения.

Чингиз-хан сделал Среднюю Азию улусом своего сына Джагатая. Откупщики-наместники с помощью военных отрядов собирали с населения 3—4 раза в год крупную дань. Феодальный способ производства сохранял свои формы организации и распределения труда. Вместе с тем, монголы, стремясь упрочить свои позиции, подкупом и силой привлекали на свою сторону местное духовенство, купцов и феодальную аристократию. Монгольские военачальники всячески противодействовали приобщению к оседлому образу жизни. И все же в XIV в. в джагатаидской среде происходит не только перемещение ставок в подвластные им удельные области, но и принятие ислама многими правящими членами чингизидовского дома. Усиление местных тенденций в культурной жизни Хорезма и Мавераннахра, а также возвышение роли мусульманского духовенства были обусловлены ослаблением монгольского владычества, явственно обозначившимся в 40-х годах XIV в.

От периода, следовавшего после монгольского нашествия, не сохранилось зданий жилищного и гражданского строительства. Только лишь некоторые мавзолеи, сооружавшиеся на окраинах городов над могилами почитаемых духовных лиц и правителей-временщиков, не подверглись разрушению и сейчас позволяют судить о развитии зодчества того времени. Исторические свидетельства мало дополняют перечень сохранившихся памятников строительной культуры. Так, известно, что в Бухаре в 50-х годах XIII в. были выстроены два больших медресе (вместимость каждого до 1000 студентов) на пожертвования местных феодалов. Оба здания были разрушены во второй половине XIII в. Не сохранились и дворцы, один из которых был построен в окрестностях Несефа (1318—1326 гг.), другой — Зенджир-сарай — ханом Казаном (умер в 1347 г.).

Археологические раскопки на территории древнего Мерва открыли буддийскую кумирню, которая была, видимо, построена во время правления буддиста-уйгура. Это сооружение, по всей вероятности, разрушено монголами в конце XIII в., когда они уже стали исповедовать ислам.

Памятников архитектуры XIII в. по существу не сохранилось. Характерность постройкам XIV в. снаружи придает многоцветная керамическая облицовка. Становлению полихромного стиля в архитектуре этого периода сопутствуют сдвиги в композиционном строе архитектурных форм и в разработке новых конструктивных элементов перекрытия. Органическое слияние развивающейся тектоники сооружения и его декора происходит лишь в последней четверти XIV в. В то же время в некоторых отдельно стоящих сооружениях сохраняются домонгольские строительные и отделочные приёмы. Переплетение новых и традиционных способов возведения и декорировки зданий лишает их четко выраженного стилевого единства. Выделение ведущих типических черт архитектуры XIII—XIV вв. затрудняется специфическими для каждой из областей Средней Азии условиями формирования в них центров строительного дела.

Большую общность (при известном своеобразии в пределах отдельных архитектурных школ) обнаруживают принципы и приемы инженерного искусства зодчих XIII— XIV вв. Дерево в каркасной и стоечно-балочной системе, сырцовый и жженый кирпич в кладке стен и перекрытий по-прежнему сохраняют значение основных строительных материалов.

Некоторое представление о деревянном ордере XIV в. дают фрагменты колонн, обнаруженные в Хиве, Туркестане, Северном Таджикистане. Колонны высотой до 4 м вырезались из цельного бруса. Грушевидным основанием они опирались на небольшую, пирамидальной формы каменную базу. Раструб капители соединялся с архитравным перекрытием посредством октогональной подушки — абаки и фигурной крестовины — подбалки. Этой деталью подчеркивается расстановка колонн по квадратной сетке. При интерколумнии, равном примерно высоте колонны, подобными системами можно было перекрывать большие пространства соборных мечетей.

Сырцовое зодчество в то время охватывало некоторые типы жилого, гражданского и культурного строительства. Большинство из этих построек находится в руинах, в некоторых же сохранилась планировка помещений и частично подкупольные конструкции. Размеры сырцового и жженого кирпича сближаются (27 × 27 × 6 см и 25 × 25 × 4,5 см). Разнообразие плановой конфигурации (крест, квадрат, прямоугольник с плоскими и глубокими нишами) свидетельствуют о дальнейшем развитии сводчато-купольных конструкций из сырцового кирпича. Арочные паруса имеют различные заполнения угловых пазух, но чаще встречается перспективно-арочное.

В монументальном зодчестве XIII— XIV вв. ведущее место занимают дальнейшие поиски конструктивных возможностей жженого кирпича. В XIV в. вырабатываются рациональные конструкции большепролётных залов и более чётко дифференцируются решения сводчатых перекрытий разного пролёта. Размеры самых крупных куполов не превышают в диаметре 12 м. Однако повсеместно отмечается стремление усовершенствовать как тектонику самого перекрытия, включая сюда и подкупольную конструктивную систему, осуществляющую переход от стен к основанию купола, таки конструктивную связь центрального и смежных помещений. Смежные помещения играют существенную роль в распределении нагрузок от главного купольного объема.

Приемы заполнения углового арочного паруса свидетельствуют о прогрессе инженерной мысли зодчих XIII—XIV вв.: полусфера или половина сомкнутого свода, перспективно-уступчатые арочные сталактитовые образования, а также сочетания первой и второй групп конструкций — сферических и ячеисто-консольных. Причем, чем больше диаметр купола, тем проще решаются угловые паруса. В перекрытии небольших помещений сохраняются громоздкие ячеистые паруса.

При решении купольного перекрытия из двух оболочек возникает проблема конструирования 16- или 12-гранного яруса с барабаном и внешним куполом. Эта конструкция получает преобладающее развитие в последующее время, но зодчие XIV в., строя в Ургенче усыпальницу династии Суфи, а в Самарканде мавзолеи в ансамбле Шахи-Зинда, сделали ряд интересных и смелых экспериментов.

Прочность жженого кирпича и ганчевого раствора, разработка приемов гидроизоляции цоколя, влагоустойчивость внешних кладок и перекрытий характеризуют строительную технику XIII—XIV вв.

О путях и чертах развития архитектуры Средней Азии XIII—XIV вв. свидетельствуют отдельные сохранившиеся от того времени сооружения. Памятники архитектуры Хорезма XIII—XIV вв. немногочисленны, они представлены главным образом в его древней столице — Ургенче (ныне Куня-Ургенч — районный центр Ташаузской области Туркменской ССР), частично в Хиве и единичными примерами на периферии этого края. Ургенч после монгольского нашествия не только возрождается, но и значительно разрастается. Однако после самого губительного для судьбы средневекового Хорезма пятого похода Тимура город был окончательно разрушен, а оставшиеся в живых жители были уведены в плен.

1. Куня-Ургенч. Минарет, XIV в.

Блестящая столица Хорезмшахов, а затем один из богатейших центров улуса Джучи перестал существовать. От той поры сохранились лишь руины караван-сарая, минарет при соборной мечети султанши Тюрабек-ханым, мавзолей Наджмеддин Кубра и мавзолей династии Суфи (известен как мавзолей Тюрабек-ханым). Минарет занимал центральное положение в городе, разросшемся после монгольского нашествия к северу. Мечеть, примыкавшая к минарету с северо-востока, до нас не дошла.

Минарет позволяет дать самую высокую оценку инженерному искусству хорезмских зодчих (рис. 1). В реконструкции его завершение может быть представлено двухъярусным деревянным фонарем. Подобное решение подсказывают сохранившиеся в этой части минарета следы от гнезд консольных балок и лицевая поверхность полого сердечника фонаря с двумя проемами, соединявшими оба яруса фонаря с внутренней винтовой лестницей. Ход на минарет был устроен на высоте 6,4 м от земли и соединялся с мечетью перекидным мостиком или приставной деревянной лестницей. Минарет почти полностью сохранил свою первоначальную высоту, которая с учетом квадратного ступенчатого стилобата составляет 62 м. Устойчивости такого высокого башенного типа сооружения способствует сильное сужение тулова минарета (диаметр в основании 10,85 м, в завершении под фонарем — 4 м).

Высокое качество кладки, усиленное размещением в каждой из 143 ступеней радиальных деревянных связей, обеспечило в сложных природно-климатических условиях Хорезма (континентальность климата, сильные ветры, засоленность грунтовых вод, сейсмические толчки) относительно хорошую сохранность минарета.

Он был важным высотным ориентиром и имел самый выразительный силуэт в городской застройке. С большой тщательностью обработана его внешняя поверхность. На фоне кладки из спаренных кирпичиков с варьирующимся рисунком вертикальной переборки — так называемого бантика — выделяются пояса с надписями почерком цветущего куфи, собранными из фигурно отесанного кирпича на ганчевом растворе. Одна из них гласит, что минарет построен во времена правления Кутлуг-Тимура (1321 —1336 гг.).

2. Куня-Ургенч. Мавзолей Наджмеддин Кубра, 30-е годы, XIV в. Вид с востока	4. Куня-Ургенч. Мавзолей Наджмеддин Кубра. Северо-западный парус
3. Куня-Ургенч. Мавзолей Наджмеддин Кубра. Северный фасад, разрез север—юг, план
5. Куня-Ургенч. Мавзолей Наджмеддин Кубра. Деталь портала, деталь майолики портала, майоликовое надгробие

Мавзолей Наджмеддин Кубра (рис. 2, 3), как указано в надписи на портале, построен подобно минарету в 20—30-е годы XIV в., хотя приемы отделки этих единовременно возведенных построек совершенно различны. Мавзолей Наджмеддин Кубра известен как первоклассный памятник хорезмской расписной майолики. Она украшает портал мавзолея и надгробие, установленное в центральном купольном зале. Однако не только майоликовое убранство, но и само объемное построение мавзолея, а также детали резного ганча и дерева заслуживают высокой оценки.

Мавзолей расположен у северной окраины древнего Ургенча, поэтому его планировка, не ограниченная плотностью городской застройки, решена по свободной Т-образной схеме. Большой зал усыпальницы с надгробием Наджмеддин Кубра, малая усыпальница со многими скромно обозначенными захоронениями и такого же размера тахаратхана объединены небольшим вестибюлем, раскрытым наружу порталом. Со временем вокруг мавзолея вырос ряд служебных помещений, окружавших внутренний дворик. Напротив входа в мавзолей Наджмеддин Кубра 150—170 лет тому назад был построен мавзолей Султана-Али.

Квадратные в плане помещения мавзолея перекрыты куполами. Переход от стен к основанию купола осуществляется восьмигранным ярусом стрельчатых арок. В большом зале свесы купола над восьмигранным ярусом и самого яруса над стенами четверика обработаны ганчевыми сталактитами (рис. 4). В той же ганчевой штукатурке профилированы архивольты арок. Приземистые пропорции всех членений большого зала, выбор кривых стрельчатых арок, близких к полуциркульным, энергичная сильная пластика архитектурных обломов придают всему интерьеру дух каменного зодчества.

Зодчие не соразмерили действительные конструктивные возможности перекрытия большого пролета — купол рассекли многочисленные трещины и в начале нашего столетия он рухнул, разрушив при этом великолепное майоликовое надгробие. Стремление строителей мавзолея к совершенной, насыщенной рельефом и узором детали при общем лаконизме архитектурных форм приводит иногда к контрастным сочетаниям. Это отмечается в грузных формах входного портала, завершенного легким сталактитовым карнизом с тонкой проработкой в цвете и рельефе всех его нишевидных ячеек.

Особенно выразительна подглазурная майоликовая роспись с мягкими расплывами красок и стекловидными бликами слабого рельефа (рис. 5). Снаружи, рядом со стенами и куполами, сохраняющими фактуру обычной кирпичной кладки, и внутри, на фоне белой штукатурки, особенно выделяется блестящая голубовато-синяя майолика. Надгробие, ставшее образцом для многих памятников Хорезма, представляло собою параллелепипед саркофага с установленным на нем сверху декоративными надгробиями типа «сагана». Ему противопоставлен стоящий рядом майоликовый столб, который, по преданию, отмечает захоронение головы шейха. Невысокий рельеф майоликовых плит образует пояса, бордюры, фигурные медальоны.

Роспись надгробия в стилизованной манере раскрывает целый мир растительных узоров среднеазиатской флоры. Мелкая графическая россыпь завитков, заполняющая свободные поля плиток, сближает это монументально-декоративное произведение искусства с орнаментальным покровом бытовой керамики. В преобладающей гамме голубовато-синих цветов соседствуют желтый, красный, салатный, коричневато-черные цвета. Техника подглазурной росписи смягчает сочетание нескольких цветов. Часть плиток расписана глухими ангобными красками с применением листового золота. Наряду с гладкой встречается рельефная майолика. В надгробии мавзолея Наджмеддин Кубра хорезмские художники-керамисты показали все лучшее, чем они владели в этой области искусства к 40-м годам XIV в. Не только технологический опыт керамического производства, но и большое орнаментальное богатство, а также приемы построения сталактитов из мавзолея Наджмеддин Кубра были в дальнейшем широко использованы среднеазиатскими зодчими.

6. Куня-Ургенч. Мавзолей Тюрабек-ханым, XIV в. Продольный разрез, главный — южный фасад, план

7. Куня-Ургенч. Мавзолей Тюрабек-ханым. Общий вид, карниз, облицовка щековой стены арки северного фасада купол (интерьер)

Мавзолей Тюрабек-ханым расположен примерно в 300 м на северо-запад от минарета Куня-Ургенчской соборной мечети (рис. 6, 7). Объёмная композиция мавзолея с акцентом на входную портальную часть позволяет предполагать о его постановке на площади. Здание включает три помещения: центральный зал, примыкающее к нему с запада вестибюльное помещение, открытое в портальную нишу, и усыпальницу — с востока. Шестигранная форма центрального зала усыпальницы предопределила все оригинальное объемно-планировочное построение мавзолея. Удвоение наружных граней позволило придать им нужную стройность. Внутри же проще, чем при квадратном плане, решается постепенный переход к куполу. При этом шестигранный и 12-гранный ярусы прорезаются световыми проемами, придающими центральному объему мавзолея облик ротонды.

Художественные достоинства мавзолея заключаются не только в гармоничном сочетании его архитектурных форм, но и в ясной логике общего конструктивного решения, в выразительной пластике деталей. При этом выявляется высокая культура владения материалом, артистичность в прорисовке орнаментов, их цветовом насыщении.

Мозаика, составляющая узоры на пилонах, стенах, архивольтах арок, сталактитах, внутренней сфероконической поверхности купола, в таком изобилии и такой совершенной технике появляется в зодчестве Средней Азии впервые. .Она не уступает лучшим образцам самаркандской мозаики, появившейся впервые на тимуровских постройках в конце XIV — начале XV вв. Цветовая гамма хорезмской мозаики богаче — здесь встречается кирпично-красный цвет, широко разработана градация охристых тонов. Классическая техника майоликовой мозаики, обычно не допускающая включения иных приемов набора, здесь (купол мавзолея) кое-где сочетается с расписной майоликой, имитирующей мозаику, и, наоборот, среди майоликовых плит (портальная ниша) включаются мозаичные фрагменты или мелко расписанные фигурные майоликовые вставки, что создает едва заметные в цветовом отношении нюансы.

Преемственность старых традиций проявляется в мастерском использовании шлифованного кирпича, который на фасадах и в интерьере играет композиционную роль арочно-рамного каркаса, заполненного полихромной облицовкой. Художественный эффект достигнут не столько ровным кремоватым цветом кирпича, четкостью кладки, красочностью мозаичных наборов, сколько сочетанием мозаики с терракотовой кладкой. Подобное сопоставление фактур облицовочных материалов (особенно в интерьерах) в дальнейшем уже не поднималось до мастерства зодчих усыпальницы Суфи.

На внутреннем конструктивном куполе приморожена мозаичная облицовка; внешний купол покоился на барабане и внутренних ребрах жесткости. Анализ пропорционального строя интерьера показывает, что не только плановая конфигурация помещений, но и высота арок, стен, яруса парусов, купола — всё в конечном счёте исходит от пропорций и размеров шестигранного плана центрального зала. Так, в плане и в объёме интерьера, на отдельных плоскостях и в общих массах создается гармоничная соподчиненность отдельных частей между собой и целым — качество подлинно классического произведения искусства.

Разрушения перекрытия усыпальницы, возможно, и внешнего купола носят явно насильственный характер. В остальном же сохранность — лучший показатель строительных достоинств мавзолея. Прочные фундаменты, единство облицовочного и стенового кирпича, гидростойкие растворы в кладке и облицовках, двухслойная каменная прокладка в цоколе, более гибкая нежели, например, в мавзолее Текеша система межкупольных рёбер жёсткости, оригинальная общая структура мавзолея, уменьшающая инертные массы кладки, — все это является достойным завершением творческих исканий хорезмской школы зодчества.

8. Самарканд. Ансамбль Шахи-Зинда. Генеральный план, общие виды
9. Самарканд. Ансамбль Шахи-Зинда. Мавзолей 1360— 1361 гг. Схема построения сталактитового полусвода портальной ниши	10. Самарканд. Ансамбль Шахи-Зинда. Мавзолей Туглу-Текин, XIV в. Главный западный фасад
11. Самарканд. Ансамбль Шахи-Зинда: 1 — мавзолей Ходжа-Ахмада, начало XIV в.; 2 — мавзолей Усто Али, 1-я половина XIV в.; 3 — мавзолей Туркан-ака, 1372 г.; 4 — мавзолей Эмир-заде, 1386 г.
12. Самарканд. Ансамбль Шахи-Зинда. Мавзолей Туркан-ака, 1372 г. Внутренний вид купола, майоликовое панно щековой стены портальной ниши
13. Самарканд. Ансамбль Шахи-Зинда. Зиаратхана мавзолея Кусам ибн-Аббаса, 1334 г. Купол (интерьер), первоначальная роспись стен. Реконструкция Г. Никитина

Самаркандская школа зодчества XIV в. может быть представлена хорошо сохранившимися памятниками из ансамбля Шахи-Зинда (рис. 8). Это мавзолеи Ходжа- Ахмада, Кусама ибн-Аббаса, Безымянный, 1360—1361 гг., Туркан-ака, Туглу-Текин, Эмир-заде, мастера Али из Несефа, портал так называемого неизвестного мавзолея № 2 (рис. 9, 10, 11, 12). Ряд мавзолеев построен уже во время деятельности Тимура, но в их архитектуре еще не проявились характерные черты зодчества его времени.

Большинство названий мавзолеев свидетельствует об исторически достоверных лицах — родственниках и военачальниках Тимура. Так, к концу XIV в. на территории древнего городища Самарканда-Афросиаба, рядом и на подходах к мавзолею Кусама ибн-Аббаса [его культ в то время был настолько значителен, что поклонение могиле святого (зиарат) приравнивалось к совершению хаджа в Мекку] сложился богатый некрополь и ансамбль мемориально-культового типа.

Хотя в то время ещё не было культурного наслоения по бокам дорожки «север — юг», к которой обращены входы всех мавзолеев, и ряд мавзолеев можно было обойти и рассмотреть со всех сторон, все богатство архитектурного декора было сосредоточено на входных порталах усыпальниц. Это своеобразные экраны, прорезанные в центре входной нишей, перекрытой стрельчатым сводом. Моделировку архитектурных форм портала образуют керамические плиты и блоки. В наружных углах портальных ниш, а иногда и по краям портала установлены трехчетвертные колонки, П-образные пояса из разных штампованных или резных плит, обрамляющих вход, намечают слабое заглубление плоскостей и лент к центральному проему. Поле между архивольтом арки и первым П-образным поясом (тимпан) заполнено единой орнаментальной композицией. Порталы имели невысокую панель и карниз из нескольких рядов ячеистых плит. Облицовка портальной ниши, выполненная в той же манере, что и по наружным плоскостям портала, подчинена членениям, намеченным панелью и угловыми колонками. Завершение ниш лишь в наиболее богато отделанных мавзолеях решено декоративным сталактитовым полусводом.

Размеры всех в общих чертах обрисованных элементов порталов Шахи-Зинда колеблются в пределах габаритов порталов мавзолея Ходжа-Ахмада и Туркан-ака (6,5 × 8 м и 8,65 × 9,85 м). Эти размеры дают представление о небольшом масштабе архитектуры названных мавзолеев. Последовательная же разработка архитектурных форм, доведенная на фасадах до мельчайших, ювелирной тонкости завитков орнамента, придает каждому памятнику Шахи-Зинда черты неисчерпаемого декоративного богатства и подлинной монументальности. Подобные традиции, воплощённые в резном ганче, резной неполивной терракоте, фигурных кирпичных выкладках, к XIV в. уже получили широкое развитие в зодчестве Средней Азии. Образцом для строителей первых майоликовых порталов в ансамбле Шахи-Зинда могла служить группа узгенских мавзолеев.

Связующим звеном между узгенскими мавзолеями и мавзолеем Ходжа-Ахмада из ансамбля Шахи-Зинда, точно не датированным, но по всем данным близким по времени зиаратхане мавзолея Кусама (1334 г.), является редкостный по сочетанию рельефных полихромных и монохромных облицовок мавзолей Мухаммеда Башаро, расположенный в селении Мазари-Шериф (Северный Таджикистан) и датируемый надписями на портале 1342—1343 гг.

Введение цвета повышает образную выразительность памятника. Майолика с гладкой или слегка штампованной поверхностью, покрытой цветными глазурями, и наполненная светотенью резная терракота подчеркивают друг друга. В связи с этим рельефные пояса отделены друг от друга узкими, гладкими глазурованными лентами. Цвет постепенно заменяет рельеф, причем мелкая фоновая орнаментация всегда темнее и насыщеннее в цвете, чем крупные узоры.

Эволюционные сдвиги в художественной архитектурной керамике ансамбля Шахи-Зинда отчетливее видны при рассмотрении мавзолеев в хронологической последовательности. Постепенно мельчает рельеф и уменьшается роль резной поливной терракоты, ее заменяют штампованные керамические плитки с однотипным геометризированным рисунком. На смену сдержанной в цветовом отношении тонко выполненной подглазурной росписи приходит многоцветная майолика и ее упрощенные варианты с разделительными (между разными цветами) гравированными линиями.

В мавзолее Эмир-заде, как бы завершающем эту линию развития, плоские и лекальные майоликовые плиты окончательно вытесняют резную терракоту, они украшают и П-образную эпиграфическую ленту, и угловые колонки. В колористическом отношении это — явный спад: появляются яркие зеленые, желтые цвета, утрачена сдержанность и ясная гармоничность холодных цветов, достигнутая ранее в мавзолеях 1360—1361 г. Туркан-ака и частично Туглу-Текин. Несколько особняком стоят мавзолеи мастера Али из Несефа и неизвестный № 2. В каждом из них есть свои примечательные черты. В мавзолее, построенном мастером из Несефа (Карши), сохранился наружный многогранный барабан. Это свидетельствует о перекрытии мавзолея двойным куполом—конструкцией, которая в мавзолее Ширин-бика-ака (1385 г.) находит решение, совершенное не только в композиционном, но и в функциональном отношении. Световые проемы в барабане меняют характер интерьера: сумеречность интерьера 30—70-х годов XIV в. сменяется в следующем десятилетии ясностью и четкостью очертаний архитектурных форм, формирующих внутреннее пространство.

Со второй половины XIV в., в течение 35—45 лет, в структуре однокупольного сооружения самаркандской школы зодчества, каковыми были почти все усыпальницы Шахи-Зинда, произошли известные сдвиги. В общем они были направлены на создание просторного, наполненного светом и воздухом интерьера и стройного, композиционно выразительного внешнего облика. Не нарушая эту закономерность, а лишь подчиняясь ей в новых пропорциональных отношениях, порталы мавзолеев Шахи-Зинда становятся стройнее и всегда сплошь облицовываются художественной керамикой.

Внутреннее убранство мавзолеев не выдержано в одной манере: в одном случае интерьер оштукатурен, в другом — облицован сплошь, в третьем же сделана только панель. Майоликовые наборы в интерьерах по цвету и приемам изготовления повторяют наружные изразцы, но уступают им в выразительности общего построения. Узоры на стенах несколько дробны и аморфны, не развивают целостных орнаментальных композиций. Лишь на внутренней поверхности купола плетение жгутов, связанное с членениями яруса парусов, зрительно подчеркивает вспарушенность купола и придает ему упорядоченность каркасной основы.

Только в одном из ранних памятников Шахи-Зинда, зиаратхане мавзолея Кусама ибн-Аббаса, стены расписаны, а ярус парусов и купол покрыты голубовато-синей майоликой. Росписи занимают поле стены от панели до яруса парусов в виде отдельных панно (рис. 13). Орнаментальное заполнение этих панно однотипно: на синем фоне охристые, оконтуренные красным, растительные узоры, а медальоны в центре каждого из них дают неповторяющиеся по рисунку ярко акцентированные пятна. Цвета — белый на красном фоне, золотистый, салатный, бледно-синий, коричневый.

Мавзолеи ансамбля связаны между собой единством общего объёмно-планировочного решения и последовательными поисками конструктивно оправданных и внешне выразительных систем купольного перекрытия.

14. Бухара. Мавзолей Сейфеддин Бохарзи, XIII— XIV вв. Общий вид с юго-запада, продольный разрез, план, интерьер, деталь надгробия

Зодчество Бухары XIII—XIV вв. вряд ли может быть выделено в самостоятельную школу зодчества. Оно представлено лишь двумя памятниками архитектуры — мавзолеями Буян-Кули-хана и Сейфеддин Бохарзи. Эти мавзолеи, хотя и расположены рядом на юго-западной окраине Бухары, не обнаруживают каких-либо общих стилистических черт.

Мавзолей Сейфеддин Бохарзи — двух-купольная усыпальница, состоящая из собственного места захоронения, отмеченного надгробием (гурхана), и молельней — мечетью (зиаратхана) (рис. 14). Портал, фланкированный башнями, предположительно относится к XVI в. Снаружи над гладкими плоскостями кирпичных стен возвышаются яйцевидной формы купола с кирпичными выступами-щипами, характерными для оформления внешних поверхностей бухарских сводов, и верхняя часть портала, прорезанная аркатурой-раваком. Белая ганчевая штукатурка покрывает стены, арки, купола. Выразительность интерьера достигнута деталировкой переходов со стен четверика к восьмиграннику, а от него к 16-гранному ярусу и выше — к основанию купола перспективными арочками и многоярусными сталактитами.

При общей высоте мечети, почти в 2 раза превышающей ее ширину (12 м), система подкупольных переходов, начинаясь на высоте 4,7 м от пола, занимает половину общей высоты помещения. Хотя в интерьере преобладает вертикальный строй архитектурных форм, ощущение громоздкости принятой системы при этом не исчезает. Несовершенство тектоники, конструкций перекрытия и стен, невысокое качество кладки привели к разрушениям и обусловили перекладку больших расслоившихся массивов стен. Что касается декоративно-прикладного искусства, то оно как бы все сконцентрировано в оформлении деревянного кенотафа, где мастерство отделки и сборки отдельных тонко профилированных резных деталей осталось непревзойденным.

15. Бухара. Мавзолей Буян-Кули-хана, 60-е годы XIV в. Общий вид, интерьер

Мавзолей над могилой Буян-Кули-хана датируется не только временем смерти одного из последних ханов чингизидовского дома (1359 г.), но и облицовкой памятника, очень характерной для Мавераннахра 70— 80-х годов XIV в. (рис. 15). Сравнения с мавзолеями Шахи-Зинда достаточно для выяснения источника влияния на разработку декоративного покрова мавзолея Буян-Кули-хана. Преобладают синевато-голубые цвета, но качество глазури уступает шахизиндинским.

Своеобразие мавзолея больше проявляется в его планировке. Портальная ниша открывается в центральное, квадратное в плане помещение со стороной 6,2 м, перекрытое куполом на арочных парусах. В противоположной от входа части интерьера устроены три небольшие камеры. Посредством лестниц они переходят в крытые коридорообразные галереи, проложенные в верхней части северной и южной стен мавзолея. Из галерей шли выходы на кровлю мавзолея. Устройство их только для этой цели вряд ли оправдано, снаружи на фасадах существование крытых галерей ничем не выявлено. В более древних сооружениях устройство подобных галерей, возможно, имело определенный функциональный смысл. 

В этом отношении некоторую аналогию дает и бухарский мавзолей Чашма-Аюб, многократно перестраивавшийся, но начатый, по-видимому, еще в домонгольское время. В нем боковые камеры значительно выше центрального зала, и также как в мавзолее Буян-Кули-хана не имеют определенного назначения.

Общие приемы в членении фасадов во многом следуют традициям кирпичной пластики домонгольского времени. Наружные стены, кроме главного фасада, разбиты лопатками на три панно; в облицовке стен варьируется мотив спаренных кирпичей с «бантиком». Глубокой резьбой и плоскостной порезкой заполнены поверхности стен, арок, свода, сдержанный синевато-фиолетовый колорит глазури объединяет сложный рельеф в единое целое, в котором все равноценно и благодаря неповторимости узоров — бесконечно разнообразно.

Научная реконструкция внешнего купола мавзолея Манаса (Таласская долина в Киргизской ССР) убедительно обрисовывает его общий облик и восстанавливает важное звено в эволюции портально-шатровой композиции однокамерного сооружения, получившего преобладающее развитие в северных областях Средней Азии. В натуре же этот памятник привлекает внимание относительно хорошо сохранившейся облицовкой портала, составленной из резных, но монохромных терракотовых плит.

Отсутствие креповок, создающих перспективно западающие к центру обрамления (например, в мавзолеях XIV в. Шахи-Зинда в Самарканде), композиционная равнозначность двух главных П-образных лент и подчеркнутая плоскостность экрана портала придают ему статичность, в которой узоры лишены тектонической напряжённости. Самобытная графика растительных и геометризированных орнаментов имеет древние истоки, продолжающиеся в современном декоративно-прикладном искусстве народов Средней Азии.

16. Остана. Мавзолей Шейх-Мухтар-Вали XIV в. Макет паруса, план 1-го этажа

Обзор архитектурных памятников позволяет сделать обобщение лишь по одной широко представленной группе сооружений — мавзолеям. Вопросы типологии погребально-культовых сооружений — не главные в изучении зодчества. Тем не менее устанавливается, что объёмно-планировочная композиция усыпальниц XIII— XIV вв. строго не канонизировалась. Наряду с однокамерными сооружениями замкнутого или павильонного типа (Шахи-Зинда и Сейид Алауддина) появляются двух-, трёх- и многокупольные (Сейфеддин Бохарзи, Наджмеддин Кубра, Тюрабек-ханым, Музлум-Сулу, Наринджан-бобо). Мавзолей Шейх-Мухтар-Вали кроме собственно усыпальницы, молельни, большой мечети включает в себя группу помещений для хранения и приготовления пищи, общественной трапезы, отдыха паломников (рис. 16). Типологически он является предшественником комплексных мавзолеев типа Ахмед-Ясеви в Туркестане и Ишрат-хана в Самарканде. Труднее указать на прототипы мавзолея Шейх-Мухтар-Вали, хотя сходные мотивы планировки обнаружены в Мервских сырцовых жилых усадьбах и дворцах XI—XII вв. Общность эта не случайна, так как в архитектуре развитого феодализма шел процесс сложения отдельных типов зданий.

До нас не дошли медресе, построенные в XIII в. в Бухаре, однако реконструкция плана одного из первых медресе, построенного Тимуром в Самарканде для своего внука Мухаммед-Султана, показывает большую близость его планировки к южно-туркменистанским караван-сараям XI— XII вв., нежели к самаркандским и бухарским медресе XV—XVII вв.

Сырцовые жилые дома, обнаруженные и обследованные близ Термеза и датированные примерно второй половиной XIII в., дают ряд планировочных схем, среди которых преобладают центрические композиции, идентичные композиции однокупольных мавзолеев. При этом система перекрытий жилых построек в основном сводчато-купольная. Понятно, что эти усадьбы не могут полностью характеризовать образ жилого дома XIII—XIV вв. Известно, что на первых порах после монгольского нашествия местное население в целях ограждения своего жилища от постоя монгольских войск делало его малоприметным, а иногда и вовсе скрытым в земле с крутым лазом. Однако уже в 30-х годах XIV в. известный арабский путешественник Ибн-Батута во время посещения им Ургенча отмечает исключительную красоту его улиц, построек, базаров. Он особо выделяет медресе Кутлуг-Тимура, соборную мечеть, ханаку его жены Тюрабек-ханым, больницу, мавзолей над могилой шейха Наджмеддин Кубра, упоминает об убранстве богатого жилого дома и дворца, где его принимали.

Таким образом, не располагая полными данными по каждому из видов зданий, можно все же отметить, что к 30-м годам XIV в. в городах, оправившихся от последствий монгольского нашествия, появляются все прежние типы зданий, восстанавливаются традиции домонгольской градостроительной культуры.

Приемы группировки нескольких объектов в архитектурный ансамбль довольно разнообразны. В сочетании нескольких композиционных осей, из которых главная — продольная, складывалась планировочная основа ансамбля Шахи-Зинда. Здесь в расстановке обращенных друг к другу порталов вырабатывался эффектный прием зеркального раздвоения фасадной плоскости, получивший дальнейшее развитие в ансамблях типа кошмедресе.

Многие комплексы, слагавшиеся в XIII—XIV вв., трудно привести к четко выраженным геометрическим схемам. Они построены по принципу асимметричной, но пространственно уравновешенной композиции, решение которой каждый раз подсказывалось условиями застройки или перестройки и общим характером строительства.

К этой группе относятся в основном исторически слагавшиеся погребально-культовые комплексы типа Кусама ибн-Аббаса и Хаким ал-Термези (г. Термез). В основе многослойной структуры этих памятников обнаружены фрагменты конструкций и декора XI в. и более раннего времени. Каждый последующий этап строительства увеличивал и видоизменял первоначальное архитектурное решение почитаемого мазара, не нарушая при этом его объёмно-пространственной целостности. Так, в комплексе Хаким ал-Термези в конце XIII — начале XIV вв. была построена небольшая усыпальница (в плане 2,2 × 2,3 м), а в конце XIV в. — большая хорошо освещенная ханака (диаметр купола 10,2 м). Членение архитектурных форм в этих помещениях выдержано в традициях XI в. В планировочной связи древних и вновь возведенных построек достигнута органичная слитность объемов, и только тщательные архитектурно-археологические исследования выявили стыки и сложную периодизацию объекта.

Ведущая черта построения архитектурных ансамблей XIII—XIV вв. — большая гибкость композиционных решений, позволяющая сохранять самостоятельность структуры отдельных составляющих ансамбль, не прибегать к зрительному увеличению порталов, арок, куполов, минаретов и лишь незначительными декоративными средствами искать гармонического, объединяющего начала.

Активную роль в украшении города того времени играют полихромные облицовки, сосредотачиваемые на поверхности высоких барабанов, куполов, порталов. Насыщение архитектурной формы цветом в зодчестве Средней Азии XIII—XIV вв. не было явлением внезапным или подражательным — оно подготавливалось всем ходом развития архитектуры, в котором наступают моменты, когда цвет снимает и восполняет изощренную рельефную разработку объемов, затем находит новые более органичные средства выразительности в общем архитектурном строе сооружения. Наглядней всего эта эволюция прослеживается на декоре порталов шахизиндинских мавзолеев.

Параллельно с завоеванием цвета в архитектурной облицовке сохраняются приемы караханидского монохромно-рельефного стиля. Отчасти это можно объяснить проявлением провинциального развития зодчества. Однако куня-ургенчский минарет XIV в. и мавзолей Маиаса свидетельствуют о чертах новшества в орнаментальном построении терракотовых наборов. Гирих XIV в. как организующее начало в построении орнамента уступает и домонгольским и тимуровским образцам, хотя порой встречаются такие замысловатые и изощренные композиции, как звездчатая сетка над входом в мавзолей Ходжа-Ахмада в ансамбле Шахи-Зинда. Сталактиты, эти своеобразные объемно-пространственные гирихи, заполняющие пазухи угловых арочных парусов и верх портальных ниш, в своих неделимых клетках повторяют простейшие элементы карнизных сталактитов XII в. и постепенно приспосабливаются к новым формообразованиям.

Некоторое представление об убранстве интерьеров, где деревянные колонны и архитравное перекрытие были основой архитектурного замысла, дает фрагмент ранней туркестанской колонны XIV в., северо-таджикистанская колонна в Рарзе (конец XIV в.), колонны в мечети Багбанлы и соборной мечети в Хиве. Уплощение рельефа резьбы по сравнению с колоннами XI— XII . вв., исключение зооморфных сюжетов не лишили колонны их характерной пластической живописности. Фигурные подбалки и подушки, раструбовидные капители, многолепестковые бутоновидные основания являются частью своеобразного среднеазиатского деревянного ордера XIV в.

Если обратиться к постройкам однотипным, близким по времени и расположенным в одном городе, то, обнаруживая в них какую-то общность архитектурно-строительных приемов, нельзя не отметить и различия в приемах планового и объемно-пространственного построения, пропорционирования и насыщения декором этих сооружений (мавзолеи Сейфеддин Бохарзи и Буян-Кули-хана). В какой-то мере это можно объяснить поисками более совершенных инженерно-конструктивных решений, выразительностью композиционного строя сооружения, но, главным образом, отсутствием большого размаха строительства. Не во всех районах Средней Азии это положение было одинаковым. Существенную роль в упрочении целостности архитектурного творчества имели традиционный местный опыт и культурные связи, через которые проникало влияние той или иной школы зодчества.

Хорезм ранее других областей возрождает свои материальные и духовные ценности и на время становится ведущим и самостоятельным в смысле оригинальности стилевых черт архитектуры, центром строительного дела. Почерк ургенчских керамистов отмечается не только в пределах этого края (мавзолеи Музлум-Сулу, Наринджаи-бобо, Сейид Алауддина), но в широком ареале на территории бывшей монгольской империи.

Ряд общих тенденций в формировании купольно-шатрового перекрытия сближают приемы хорезмского и северотуркестанского зодчества (мавзолей Манаса 30—40-е годы XIV в.).

В Самарканде формируется своя школа зодчества, но она не свободна от влияний культурных центров Хорезма, Хорасана, Ферганы. Однако заимствования, идущие главным образом по линии декоративной завершенности архитектурной формы, не мешают кристаллизации чисто местных традиций, влияние которых можно отметить в памятниках архитектуры Бухары. Имена же бухарских мастеров на портале мавзолея Туркан-ака в Шахи-Зинда позволяют говорить об известном авторитете бухарских художников-керамистов в среде самаркандских мастеров. То же следует сказать и о мастерах из Несефа, особенно после открытия ряда построенных ими малоизвестных и неизвестных памятников XIV в. таких, как мавзолеи Хазрет-Шейх, Имам-Маин, мавзолей в Касби. Архитектура этих памятников свидетельствует о достаточной самостоятельности каршинской провинциальной ветви зодчества средневекового Мавераннахра. В подобном положении были, по-видимому, центры строительного дела в Фергане (Касан), Северном Хорасане (Мервский оазис) и Тохаристане (Термез).

Сближение и взаимовлияние местных школ зодчества наблюдается только со второй половины XIV в. Приход к власти Тимура лишь ускорил этот процесс. Стилистические различия между архитектурой XIII—XIV вв. и тимуровской архитектурой обозначаются не годами вступления его на престол (1370 г.) и не пятым походом его на Ургенч (1388 н.), когда из уничтоженной столицы Хорезма в Шахрисябз были уведены лучшие умельцы, а в самом конце XIV в., когда приток огромных людских и материальных средств позволяет Тимуру развернуть большие градостроительные работы, начать сооружение крупных монументальных зданий и привлечь для их отделки лучших мастеров декоративного искусства, художников и зодчих Востока.

Так, зодчество Средней Азии XIII—XIV вв. сохраняло устойчивую преемственность местных строительных традиций и ко времени освобождения от монгольского ига, преодолев государственную раздробленность, предстало на новой, более высокой ступени своего развития.